Судьбы
Путешествие в поисках смерти
Таинственная жизнь и ещё более таинственная гибель одного из самых великих американских писателей – Амброза Бирса.
Он приехал в Мексику за смертью. Это был неожиданный и экзотичный способ самоубийства. А разве вся его жизнь не была наполнена экзотикой и сюрпризами судьбы? Поэтому пересечение границы между двумя мирами казалось ему естественным и лёгким уходом в небытие. Он был стар. Нет, не годами – в семьдесят два некоторые ещё рожают детей и правят государствами. Но он потерял в жизни всё, что было когда-то дорого, и земные дороги утратили для него всякий смысл. Он чувствовал, как исчезают желания и любовь, а их место занимают дряхлость и немощь. И усталость.
Влачить жалкое существование представлялось ему невозможным – он был слишком горд. И романтичен, хотя литературоведы никогда не относили его труды к романтизму и, конечно же, не ставили его в один ряд с великими соотечественниками – Вашингтоном Ирвингом или Эдгаром Алланом По. Соединённые Штаты зачитывались его газетными колонками, а позднее – новеллами и почитали его одним из отцов этого, ставшего национальным жанра литературы; но ветреные и торопливые Соединённые Штаты в вечной своей погоне за кумирами, фанфарами, мишурой и богатством очень быстро забыли о нём. К классикам американской литературы он был причислен гораздо позже, в середине ХХ века, и сам он никогда об этом не узнал. Впрочем, ему было всё равно. По легенде, прощаясь с родиной перед переходом мексиканской границы, он сказал: «Быть поставленным к стенке в Мексике гораздо лучше, чем сломать себе шею, свалившись с лестницы, или умереть от дряхлости и болезней». Он сознательно отводил мексиканцам роль исполнителей акта эвтаназии, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что значило быть «гринго» в охваченной революцией и гражданской войной Мексике, где смерть разгуливала свободно, весело и лихо, заглядывая в каждый дом и в каждую душу.
Известия о нём мелькнули несколько раз дальним сполохом, потом он пропал. Исчез. Никто в Америке не знал, какая участь постигла его. Можно было только догадываться, что его поиски увенчались успехом, и он нашёл то, за чем приехал в Мексику. Загадка его исчезновения остаётся неразгаданной до сих пор, порождая бессчётно версии и предположения, вдохновляя писателей и сценаристов. Классик мексиканской литературы Карлос Фуэнтес написал о нём один из самых известных своих романов – «Старый гринго». Последнее его появление в продукции «фабрики грёз» – писатель в культовой картине по сценарию Квентина Тарантино «От заката до рассвета».
Амброз Бирс – так звали этого странного, неординарного человека, выдающегося писателя, в котором талант сочетался с пороками, а чистые порывы и любовь к жизни – с цинизмом и мистикой.
Детство без детства
Он родился в июне 1842 года в штате Огайо в многодетной семье фермера, то есть в бедности. В деревенской глуши на границе с Канадой обитали преимущественно неудачники. Те, кто хотел спорить с судьбой, уходили в города – в штате стремительно развивалась сталелитейная промышленность, затем там нашли нефть. Джон Рокфеллер сделал своё состояние именно на нефти Огайо. Но история штата не хранит упоминаний о фермерах, добившихся богатства праведными трудами на земле.
Спорить с судьбой Амброз начал с самого детства. Жизнь не давала спуску, помощи ему было ждать неоткуда – он достаточно рано стал самостоятельным, поэтому полагаться мог только на себя. У каждого человека есть воспоминания, которых лучше не касаться. Это не пресловутый «скелет в шкафу», ибо чаще всего в этих воспоминаниях нет ничего преступного или постыдного. Просто они тяжелы, неприятны, связаны с печальными или трагическими моментами. Наверное, поэтому о детских и юношеских годах Амброза Бирса известно мало, хотя написано много. Сам он редко вспоминал об этих годах на людях, оставляя обширное поле для фантазий биографов.
Биографы, кроме факта рождения Амброза, сходятся в немногом – семья была бедной и пуританской, будущий писатель был младшим, десятым ребёнком, а отец обладал библиотекой, что было большой редкостью для неудачливого фермера в те годы. Вообще, судя по всему, отец Бирса, то ли от отчаяния и беспросветности жизни, то ли в силу своеобразия своего взгляда на мир, отличался чудаковатостью. Многие исследователи в поддержку этого тезиса приводят тот факт, что все дети в семье Бирсов получили имена, начинающиеся на букву «А»: Абигайл, Адиссон, Аурелин, Алмеда, Анна, Амелия, Августин, Андрью, Альберт, Амброз. И ещё: как многие бедняки и не обласканные судьбой люди, глава семьи был деспотичен по отношению к детям и жене. Дальше начинается хаос – каждый биограф излагает собственную версию детских и юношеских лет Бирса. Подлинную или, во всяком случае, близкую к истинной версию юности Амброза Бирса изложил издатель Уолтер Нил, которого тот сам попросил стать официальным биографом и с которым был более откровенен. На самом деле Амброз Бирс относился к старинному новоанглийскому роду, а по линии матери, урождённой Шервуд, – к джентри, то есть к британскому нетитулованному мелкопоместному дворянству. И отец его, носивший помпезное имя Марк Аврелий постоянно пытался обмануть злой рок, переезжая с места на место, пока, наконец, не осел вместе с семьёй в маленьком городке Элкхарт в штате Индиана, где зажил в собственном доме.
По неизвестным причинам у Амброза с учёбой не задалось. Уже в пятнадцать лет он начал сам зарабатывать на жизнь, подвизаясь то официантом в салуне, то подносчиком кирпичей. Потом он около двух лет учился в частном военном колледже в штате Кентукки, но ушёл и оттуда. Задержался он лишь в типографии своего дяди Люциуса Бирса, где работал учеником наборщика. Это был первый непосредственный контакт Амброза с печатным словом. Дядя, несмотря на древнеримское имя, был ярым и убеждённым противником рабства и очень быстро сумел обратить племянника в свою веру. И, что очень важно, приохотил того к чтению. Недоросль принялся читать запоем всё, что подворачивалось под руку, и начал с отцовской библиотеки.
Уолтер Нил не называет прямо причины, заставившие юного Амброза искать самостоятельности и покинуть родной дом. Однако даёт понять, что главной из них был деспотизм отца и строгий пуританский характер матери. Юноша перестал зависеть от родителей, но не перестал с ними общаться. Байка о «сиротстве» была запущена им, скорее всего, чтобы как-то оправдать и нежелание учиться. Думаю, основным мотивом, заставившим Амброза искать дверь в большой мир, были жизненные соки, бродившие в нём с такой силой, что всё вокруг – мелочные придирки отца, нудные нравоучения матери, ежедневные школьные классы, небогатая, зажатая в рамки традиций жизнь маленького городка – всё это казалось ему до жути скучным и невыносимым. Но Амброз, в силу неопытности и невнятности желаний, дверь эту отыскать не мог, не получалось, хотя искал он упорно. Он вообще был упорным и настырным, иногда до грубости настырным парнем. И неизвестно, удалось бы ему когда-нибудь вырваться из магического круга «одноэтажной Америки» – провинциальной, унылой, консервативной, – если бы не война.
Как закалялся Бирс
Любая война многолика. Многие до сих пор уверены, что разразившаяся в апреле 1861 года Гражданская война между Севером и Югом велась исключительно ради отмены рабства в южных штатах. А президент Авраам Линкольн не спал ночами – всё думал, как бы это покончить с рабовладельцами и освободить чернокожих неграждан США. Так об этом пишут в наших учебниках. На самом деле у той войны было множество причин, а президент Линкольн ночами думал вовсе не о свободе для рабов. Аболиционизм, разумеется, присутствовал в списке его забот, но лишь на вторых, а то и на третьих позициях. В своей инаугурационной речи 4 марта 1861 года и в послании Конгрессу от 4 июля Линкольн заявлял, что «не ставит целью ни прямо, ни косвенно противодействовать рабовладению в тех штатах, в которых оно существует». «Мы ввязались в эту войну не для того, чтобы покончить с рабством», – подчёркивал президент чуть позднее. Авраам Линкольн волновался, прежде всего, о сохранении единства Соединённых Штатов Америки. Одиннадцать штатов Юга собирались отколоться, и любой в стране тогда понимал: сумей они сделать это, на США можно ставить крест. Расколотая нация прекращает своё существование, говорил президент, объясняя причины войны.
С экономической точки зрения это была война между уже нарастившим мускулы американским капитализмом, нуждавшимся в рынках, и феодализмом, который процветал на юге и не собирался пускать к себе оборотистых янки. Ещё это было столкновением двух различных исторических традиций, религий и культур. Большая часть населения южных штатов была кельтского происхождения: поселенцы вышли из западных районов Англии, Шотландии, Ирландии и Уэльса. Луизиану населяли французы; Калифорния, Техас, Аризона были почти на сто процентов испанскими. Кельты, французы, испанцы исповедовали католицизм, они ещё не до конца отказались от своих аристократических преданий, уклад их жизни больше соответствовал обычаям романского юга Европы, чем пуританству англосаксов и протестантизму немцев и голландцев, чьи потомки составляли тогда население северных штатов.
Они были разными, чужими друг другу, преследующими взаимоисключающие интересы. В те времена даже в Америке политкорректность, толерантность, основные свободы и права человека ещё не служили аргументами в политических спорах, поэтому последние решались только оружием. Каждый, кто шёл на эту войну, мог выбирать цель и идею, за которую не жалко было отдать жизнь. Амброз Бирс в свои неполные девятнадцать выбрал самую романтическую и гуманную – пошёл сражаться за освобождение рабов. Пошёл добровольцем в одну из двух волонтёрских рот, сформированных его дядей Люциусом.
Путь Амброза Бирса пролёг по всем главным сражениям Гражданской войны. Он участвовал в операциях в Западной Вирджинии, в битвах при Филиппи, Чаттануге, Рич-Маунтин… Он был храбрым солдатом. Однажды о том, как, рискуя жизнью, он спас раненого товарища, написали в газетах, и на короткое время имя Бирса стало популярным в армии северян. Вскоре после этого подвига его произвели в лейтенанты, и он стал офицером-картографом в войсках генерала Шермана. Того самого генерала Уильяма Шермана, который впервые применил в штате Джорджия тактику «выжженной земли», предвосхитив тотальные войны ХХ столетия.
Несмотря на «штабное» звучание его должности, она была сродни разведке. Лейтенант Бирс шёл впереди войск, составлял карты, описания местности, схемы организации огня противника. В битве при Кеннесо-Маунтин Амброз получил тяжёлое ранение, едва выжил, но вернулся в строй и дошёл до победного конца войны, демобилизовавшись из армии в чине майора в 1866 году, когда уже обосновался в Сан-Франциско. Конечно, он сильно повзрослел и возмужал. Навидался всякого, о многом задумался, многое не принял и во многом разочаровался.
Гражданская война до сих пор остаётся самой кровопролитной в истории Америки. Боевые действия продолжались четыре года, в течение которых произошло свыше двух тысяч сражений, унёсших 620 тысяч жизней. Если перевести эту цифру на современные демографические соответствия, она будет эквивалентна 10 миллионам – неизмеримо больше, чем США потеряли в обеих мировых войнах. Тогда погибли 10% северян от 20 до 45 лет и 30% южан от 18 до 40. Безусловно, трагедия такой глубины и силы не могла не оставить следа в душе Бирса, тем более что он все четыре года не выходил из её горнила.
Давно подмечено, что войны рождают писателей, вообще пробуждают таланты. Неизвестно, обогатил бы мировую литературу великий писатель Лев Толстой, если бы скромный артиллерийский поручик Толстой не прошёл через ад бастионов Севастополя и, потрясённый, не написал свои первые рассказы. Можно серьёзно сомневаться, привнёс бы в русскую словесность новый жанр новеллы Всеволод Гаршин, не сражайся он на Русско-турецкой войне, которая пробудила в нём страсть к перу. Во всяком случае, его рассказ об этом «Четыре дня» считается классикой русской новеллы. Революция и гражданская бойня в России также породили целую плеяду ярких имён как в советской, так и в эмигрантской литературе. Первая мировая сформировала Эриха Марию Ремарка, Ярослава Гашека, Эрнеста Хемингуэя; Вторая мировая и Великая Отечественная – созвездия талантов по обе стороны «железного занавеса»…
Писателя Амброза Бирса создала Гражданская война между Севером и Югом. Правда, писать он начал не сразу после победы. Сначала он активно пытался устроиться в жизни, перепробовал кучу занятий, но опять, как в юности, нигде не мог зацепиться, и ничто его не привлекало настолько, чтобы стать профессией. Между тем возвратиться к состоянию «пария» – чернорабочего или официанта – он уже не хотел, да и не мог. Получив офицерский чин, он быстро привык к обращению, начинавшемуся со слова «сэр», он привык относиться к себе с той высокой долей самоуважения, которая даёт власть над людьми, привык одеваться, как джентльмен. Он был высок, строен, красив, его великолепные усы производили неизгладимое впечатление на женщин. Разве мог такой Амброз Бирс таскать кирпичи или мыть посуду в кафе?!
Пришлось. И таскал, и мыл грязные тарелки, а после работы надевал «приличную» пару, котелок и кашне, брал изящную тросточку и отправлялся на променад изображать из себя благополучного денди. Подобная двойственность внутреннего мира, чудовищная дистанция между желаемым и действительным заставляли его страдать и отстраняться от общества, в котором он жил. Вот тогда, наверное, и начал формироваться его знаменитый взгляд «несколько свысока» на людей и обстоятельства, его сарказм, ставший впоследствии характерным литературным стилем. И конечно, война. Она добавила многое к этому стилю.
Selfmade man
Бирс по-прежнему запойно читал. Он не «делал себя» по канонам американской мечты. Он себя образовывал, в соответствии со своими представлениями о собственном будущем. И начал писать. Сначала просто подписи к иллюстрациям и фотографиям в газетах Западного побережья, потом короткие информационные сообщения на местные темы. Он сотрудничал с лучшими изданиями Сан-Франциско, особенно часто публикуясь в Overland Monthly, где через несколько лет появились первые рассказы Джека Лондона. Кстати, здесь же, в Overland Monthly, была опубликована в 1871 году и первая новелла Бирса.
Газеты приносили заработок, он уже называл себя журналистом и стал появляться с тросточкой на приморском бульваре днём. Раздвоение личности подходило к концу, но саркастическое, насмешливое, циничное отношение к жизни продолжало расти в нём. И захлёстывало каждый раз, когда он думал о войне. Историк Дэвид Голдфилд подсчитал, что она обошлась в 6,7 миллиарда долларов того времени. Невероятная сумма, фантастическая! Однако Голдфилд не только определил цену крови, горя, искорёженных судеб и разрухи, но и пришёл к заключению, что все они были напрасны. С чисто американским практицизмом историк подсчитал, что вместо братоубийственной распри можно было выкупить и освободить все четыре миллиона рабов в Америке и выделить каждой их семье по 40 акров земли. На это ушло бы 3,1 миллиарда долларов, а на оставшиеся 3,6 миллиарда можно было бы выплатить бывшим рабам репарации в размере зарплаты, которую они недополучили за столетие. «И ни один человек бы не погиб», – говорит профессор. Бирс был, разумеется, незнаком с этими выкладками – они появились много лет спустя после его гибели, – но мысли о бесполезности жертв и о куче денег, которыми разжились ловкие люди на той войне, преследовали его постоянно. Любому страшно думать, что терпел лишения, рисковал жизнью и, главное, верил напрасно. Цинизм казался ему спасением.
У Амброза был и ещё один тяжёлый комплекс, подмеченный Уолтером Нилом: «С юности до конца дней Бирс страдал от ложного чувства, что ему не хватает образованности. Я больше не встречал другого интеллектуала, который бы так огорчался в присутствии человека, имеющего формальное образование», – писал издатель. А дальше пел гимн упорству и силе характера Амброза Бирса: «...Наступило время, когда Бирс получил лучший и единственный вид образования – самообразование... Он просеял мысли множества людей разных народов и эпох. Он прочитал лучшее, что есть в литературе, частично в оригинале, но в основном в переводах. Он изучил латинский, французский, итальянский и в меньшей степени древнегреческий и немецкий. Он внимательно изучил историю и, отделяя зёрна от плевел, отбросил большинство письменных источников как ненадёжные. Он провёл глубокое сравнительное исследование религий, охватив все важные мифологические и богословские системы... Ко времени его смерти было всего несколько более образованных, чем он, людей... Как жаль, что он преуменьшал то уважение, которое заслужил благодаря своей образованности и непревзойдённой мощи интеллекта!..»
A>Sovsekretno
Окончание следует