Судьбы

Агент Сталина по кличке Долли

В Великобритании была опубликована книга "Инакомыслящий шпион. Суперагент Сталина во Второй мировой войне" (Maverick Spy. Stalin’s Super-agent in World War II). Ее автор – британский издатель и журналист Хэмиш Макгиббон – рассказывает о своем отце Джеймсе Макгиббоне, британском коммунисте, работавшем на советскую разведку во время войны.

Читатель этой книги начинает понимать, почему советским спецслужбам было так легко в 30–40-е годы вербовать на Западе агентуру, почему чекистские сети шпионажа в то время опутывали практически всю Европу. Беспрецедентная и массированная пропаганда Коминтерна и советских СМИ принималась западной левой интеллигенцией за чистую монету. Знаменитая "Кембриджская пятерка" была лишь вершиной айсберга, и отец автора этой книги Джеймс Макгиббон вполне может быть назван ее шестым членом, хотя он и не подозревал о ее существовании. Макгиббон работал на советскую разведку под двумя кодовыми именами: Долли и Милорд и снабжал ее важнейшей сверхсекретной информацией. У него был доступ не только к британским секретным разведданным, но и к немецким, которые поступали во время Второй мировой войны в штаб верховного командования. Как известно, англичанам удалось расшифровать немецкие депеши, зашифрованные шифровальной машиной "Энигма", и они многое знали о немецких планах и передвижении германских войск. В армии у Джеймса Макгиббона был чин второго лейтенанта, он служил в штаб-квартире британской военной разведки и был завербован ГРУ в 1940 году. Еще одно место его службы – вашингтонский центр по подготовке высадки союзников в Нормандии. Это он передал резидентуре ГРУ в Вашингтоне в 1943 году бесценную информацию о расположении немецких танковых армий перед битвой на Курской дуге, за что был награжден орденом Ленина. Благодаря Джеймсу Макгиббону прибывший в ноябре 1943 года на Тегеранскую конференцию Сталин знал о дате высадки союзников в Нормандии за шесть месяцев до начала операции. До недавнего времени о Макгиббоне не было известно, поскольку англичанам так и не удалось его разоблачить, хотя подозрения были основательные, – за ним даже было установлено наружное наблюдение и налажена прослушка в его доме. Советские спецслужбы также молчали.

Работавшему в архиве ГРУ российскому историку разведки Владимиру Лоте удалось выяснить, что в Англии у ГРУ был агент под кодовым именем Долли, правда, он не смог определить его пол из-за женского псевдонима. Однако самое поразительное в этой истории – это сам факт принятия в штат британской разведки открытого коммуниста. Макгиббон не скрывал членства в партии, и его руководство знало об этом. В разведку он попал главным образом из-за знания немецкого языка: некоторое время он жил в Германии. Он охотно пошел на вербовку, поскольку считал своим партийным долгом помочь СССР в борьбе с нацизмом. И он, и его сын – автор книги – оправдывают тайное сотрудничество Макгиббона с британским союзником в войне; сам он лишь незадолго до кончины в 2000 году в возрасте 88 лет признался, что был советским шпионом.  Письменные показания "суперагента Сталина", как назвали его издатели книги, были оглашены лишь после его смерти. Читая книгу, трудно понять бездумную толерантность и прекраснодушие британской контрразведки МИ5, у которой были достаточно веские основания подозревать Макгиббона в шпионаже, но которая не только не арестовала его, но позволила продолжить работать в разведке с доступом к секретной информации. Смехотворной выглядит описываемая в книге процедура перевода Джеймса Макгиббона из действующей армии в разведку. Представитель британского разведывательного ведомства задал ему лишь два вопроса: "Вы коммунист?" – "Да", – ответил Макгиббон. – "Но вы за нас или за Сталина?" – "За нас, сэр". Самое поразительное, что так это и было, – в архивах сохранился протокол собеседования. В качестве приложения к книге публикуются рассекреченные документы на русском и английском языках из российских и британских архивов. Автор книги считает, что его отец не вписывается в традиционный образ советского агента и что его представления о патриотизме и предательстве не соответствуют общепринятым, поэтому он называет его нестандартным, своеобычным, инакомыслящим шпионом.

– Он был типичным коммунистом - выходцем из среднего класса. В партию он вступил, как и многие представители английской интеллигенции 30-х годов, главным образом, под влиянием событий Испанской гражданской войны, когда британские либералы-идеалисты вербовались в интербригады. Они были зациклены на борьбе с фашизмом, а коммунизм в их представлении был его антиподом. Мои родители происходили из очень консервативных и состоятельных семей верхнего среднего класса. Еще в 1935 году и мать, и отец – в то время очень молодые люди, двадцати с небольшим лет – были участниками консервативного молодежного движения. Но когда началась Испанская гражданская война, они пытались расселить в Англии эвакуированных испанских детей из Барселоны. В то время европейские страны подписали соглашение о невмешательстве в испанские дела. Но в Англии борьба с фашизмом стала политическим поветрием. Родители безуспешно пытались заручиться помощью у британских либеральных партий, и лишь коммунисты отозвались на их призыв и помогли. Это и было для них главной мотивацией вступления в 1937 году в британскую компартию. Не нужно забывать, что в то время идеи коммунизма были очень популярны среди левой европейской интеллигенции, – конечно, прежде всего благодаря мощной советской пропаганде. Это тогда мой отец, которому было 24 года, стал коммунистом.

– Ваши отец и мать вступили в компартию в июне 1937 года, в разгар Большого террора в Советском Союзе. Был ли ваш отец убежденным коммунистом, подлинными марксистом-ленинцем или же попросту политическим идеалистом, подпавшими под влияние советской пропаганды?

– Я бы сказал, что он был политическим идеалистом. Не уверен, что он читал Маркса. Кроме Испанской гражданской войны, вступить в компартию моих родителей заставила и экономическая ситуация в самой Британии. В стране была массовая безработица, кругом – вопиющая нищета рабочего класса. Многим казалось, что капитализм не работает, и что социалисты и коммунисты предлагают реальные рецепты для решения социальных проблем. В то время для многих левых идеалистов было еще далеко не очевидно, что их идеи окажутся утопией, миражом в пустыне. Родители ухватились за их идеи. Как ни странно, но к коммунизму моего отца подтолкнули и христианские ценности. Его отец был одним из духовных руководителей шотландской протестантской церкви и знакомил сына в Глазго с жизнью беднейших слоев города и с тем, как церковь помогает беднякам. Думаю, что это навсегда запечатлелось в его детской памяти. И не исключено, что впоследствии Советский Союз стал восприниматься им как своего рода светская Церковь, борющаяся с невзгодами капитализма. Отцу казалось, что компартия может реализовать эти христианские идеи.

– Вы пишете, что, когда ваш отец впервые посетил Германию в 1932 году, он "флиртовал с нацизмом". Однако, вернувшись в Британию, он вступил в коммунистическую партию, а не в фашистскую партию Освальда Мосли. Значит ли это, что идеологии нацизма и коммунизма казались вашему отцу в чем-то близкими?

– Думаю, что к тому времени, когда он покинул Германию, у него уже не было никаких иллюзий по поводу нацизма. Он пробыл в Германии всего полтора года. Работал в издательстве, куда его пригласил друг детства, с которым он учился в школе в Шотландии. В Германии у него были друзья-евреи, и он видел, что творили штурмовики. В то время ему было 20 лет, политически он был абсолютно наивен. И если поначалу у него были какие-то иллюзии по поводу нацизма, то очень быстро они испарились. Отец вернулся в Англию весной 1933 года. К тому времени Гитлер уже пришел к власти. Не думаю, что он мог со знанием дела судить о коммунистической идеологии, о которой имел смутное представление. Единственная польза от пребывания в Германии – немецкий язык, отец бегло говорил по-немецки, что впоследствии стало важной, если не главной, причиной перевода его в военную разведку, когда он ушел в армию в начале войны, в 1939 году. Никакого особого увлечения нацизмом не было, что бы там ни говорили.

– Вы бы согласились с тем, что мотив, по которому ваш отец добровольно пошел на сотрудничество с советской разведкой, ничем не отличался от мотивации участников "Кембриджской пятерки": Кима Филби, Гая Бёрджесса, Дональда Маклина и других шпионов, завербованных в Англии советской разведкой?

– Это очень важный вопрос. В книге я подробно отвечаю на него и пытаюсь доказать, что причины сотрудничество отца с советской разведкой нельзя сравнивать с побуждениями членов "Кембриджской пятерки". Все, чего хотел отец, – это помочь победить нацизм с минимальными потерями для союзников. Советский Союз был союзником Британии в войне. По сути дела Черчилль и британское правительство делали тогда то же самое – всячески помогали СССР. Информация, которую отец передавал русским, была очень важной и эффективно помогала сломить сопротивление Германии. И в этом смысле, в отличие от "Кембриджской пятерки", отца нельзя назвать предателем. Прежде всего, он был патриотом. Поскольку отец работал в центральном штабе военной разведки, у него была возможность передавать русским расшифровки секретных немецких планов и других сообщений, зашифрованных немецкой "Энигмой". Эту помощь воюющему Советскому Союзу трудно переоценить. Что касается членов "Кембриджской пятерки", то они были завербованы еще до войны. Их деятельность я не постесняюсь назвать предательской, ведь они выдавали на расправу советской тайной полиции зарубежных британских агентов, часть из которых работала в России, тем самым обрекая этих людей на смерть. Важнейшая секретная информация, которую они передавали, наносила огромный ущерб британским национальным интересам. Их деятельность лишь усиливала сталинский репрессивный режим. Я бы не стал сравнивать работу отца на Советский Союз со шпионажем Кима Филби и компании. Он не имел с ними ничего общего.

– Но вы сами пишете, что у вашего отца были контакты с Гаем Берджессом и Дональдом Маклином, бежавшими впоследствии в Москву. Не возникали ли у британских властей подозрения, что ваш отец входил в шпионскую сеть "Кембриджской пятерки"?

– Я не нашел никаких упоминаний об этом в рассекреченных документах МИ5, к которым получил доступ, когда собирал материал для книги. Кроме того, подозрения по поводу отца и слежка за ним пришлись на конец 40-х годов, когда в МИ5 еще не подозревали о существовании "Кембриджской пятерки". До бегства Бёрджесса и Маклина в Москву в 1951 году о их сотрудничестве с советской разведкой не было известно. Филби сбежал еще позже – в 1963-м. У МИ5 не было никаких причин причислять отца к "Кембриджской пятерке". Да у него и не было связи ни с кем из "Пятерки". Он не входил ни в какие шпионские сети. Что касается Бёрджесса, то это было просто светское знакомство. Бёрджесс ничего не знал о его работе на ГРУ. Даже в коммунистической партии об этом не знали. В своих воспоминаниях и признаниях ни Бёрджесс, ни Маклин, ни Энтони Блант, ни Джон Кернкросс не упоминают о Джеймсе Макгиббоне. Он был абсолютно самостоятельной и не вписывающейся в традиционное представлении о советских шпионах фигурой. Именно поэтому я озаглавил свою книгу "Инакомыслящий шпион".

«Свобода»

Окончание следует