Победитель страха

ФДР: миф и реальность

Окончание. Начало в предыдущем номере

В полном соответствии с доктриной корпоратизма, предложенный Рузвельтом Закон о возрождении национальной промышленности (NIRA) и был предназначен поставить хозяйственную деятельность под жесткий контроль государства. Согласно этому закону представители работодателей и профсоюзов в каждой отрасли были обязаны выработать жесткие стандарты по заработной плате, ценам на продукцию и условиям труда. Эти отраслевые стандарты, оформленные в виде “кодекса добросовестной конкуренции”, представлялись на подпись президенту и обретали силу федерального закона. Малейшее отклонение от них трактовалось как уголовное преступление. К примеру, в портняжной отрасли минимальный тариф за глажку брюк был установлен на уровне 40 центов. Джек Магид из Нью-Джерси погладил клиенту брюки за 35 центов — и отправился за решетку за нарушение закона.

В короткий срок в стране появилось 750 кодексов такого рода, охватывавших 23 миллиона трудящихся. Замысел творцов закона состоял в том, чтобы поддержать цены на достаточно высоком уровне и, тем самым, обеспечить сохранение рабочих мест. Но на деле, эффект был прямо противоположный, поскольку устранялся главный двигатель нормальной экономической активности – конкуренция (следует полагать, что авторы этого грандиозного проекта считали нормальную конкуренцию “недобросовестной”).

Однако, к счастью для Америки, закон NIRA просуществовал недолго. Попытка ФДР установить экономическую диктатуру носила настолько одиозный характер, что не выдержала первого же серьезного испытания. Им явилось знаменитое “Дело о больной курице”. Четверо братьев Шехтеров, владельцы двух кошерных мясных магазинов в Бруклине, были осуждены за нарушение закона. Их преступление выразилось в том, что они продали больную курицу по цене ниже установленной, тем самым совершив противоправное деяние. Однако братья оказались не робкого десятка и опротестовали закон, на основании которого им был вынесен обвинительный вердикт. В 1935 году их дело, пройдя по инстанциям, дошло до Верховного Суда США. Адвокат Шехтеров Джозеф Геллер в своей речи указал, что Управление национального возрождения, созданное для проведения в жизнь закона NIRA, стремится “регламентировать человеческую деятельность буквально от колыбели до гробовой доски”. Дело Шехтеров слушалось при полном зале. Рассмотрение закончилось полной катастрофой для администрации. Верховный Суд единогласно (9:0) постановил, что закон NIRA противоречит Конституции, ибо узурпирует законодательные полномочия в пользу президента в нарушение принципа разделения властей. Разбирательство сотен аналогичных дел было немедленно прекращено, Управление национального возрождения пришлось упразднить. Попытка строительства фашизма в Соединенных Штатах была отбита.

Годом позже Верховный Суд объявил антиконституционным и Управление корректировки сельскохозяйственной деятельности. Это агентство вообще оперировало на грани шизофрении. Один из персонажей знаменитого сатирического романа Джозефа Геллера “Уловка-22” зарабатывал на жизнь тем, что не выращивал люцерну. И чем больше люцерны не выращивал этот фермер, тем больше ему за это платило государство. Звучит, как абсурдистская находка изобретательного писателя, не так ли? Ничего подобного, Геллер писал с натуры. Министерство сельского хозяйства за два года заплатило фермерам 700 миллионов долларов за забой миллионов голов свиней, уничтожение посевов овса и других сельхозкультур. Одна крупная сахарная компания получила 1 миллион долларов за сокращение производства сахара. А тем временем канцелярия министра сельского хозяйства Генри Уоллеса в специальном бюллетене сообщила стране, что “величайшая проблема нашего времени” состоит в неспособности Америки производить достаточное количество продовольствия, чтобы прокормить свое население хотя бы на самом скромном уровне.

Экономическая ситуация отказывалась выправляться. Государственная гегемония парализовала инициативу инвесторов, экономика задыхалась без вливаний капитала. В 1937 году показатель безработицы стоял на отметке 17,4%. Проанализировав ситуацию и меры, принимавшиеся Рузвельтом, Эмити Шлейс пришла к однозначному выводу: ФДР не только не вывел страну из кризиса, а наоборот — он его только углубил и затянул. Конец Великой депрессии положила лишь Вторая мировая война, да и то не по всем показателям: биржевой индекс Доу-Джонса достиг предкризисного уровня лишь к 1954 году.

Но Рузвельта не смущали провалы его программы. Наоборот, он увидел возможность претворить свои неудачи на экономическом фронте в политические дивиденды. Тот факт, что экономика никак не поддавалась мерам по ее стимулированию, с его точки зрения, лишь доказывал, что кризис стал неизбежным состоянием экономики, оправдывающим гигантские затраты государства и его лихорадочные попытки облегчить положение бедствующего народа. Рузвельт уверовал в теорию, что “государственные расходы стимулируют экономический рост, если государство достаточно могущественно, чтобы иметь возможность тратить достаточно крупные средства”. При ФДР государство разрослось до поистине исполинских размеров: за первый год своего существования Управление национального возрождения “генерировало больше бумажной продукции, чем все подразделения федерального правительства за все предыдущие полтора столетия существования американского государства”.

Чтобы застраховаться от обвинений в случае провала своей политики, Рузвельту необходимо было поляризовать страну и создать образ “врага”, на которого можно было бы натравить народ. На роль супостата он избрал бизнесмена. Естественно, экономическая ситуация от этого лучше не стала. По словам Эмити Шлейс, ФДР “запугал бизнес до такой степени, что инвестиционно-инновационная деятельность полностью прекратилась”. Президент навязал бизнесу конкурентную игру с государством, в которой все козыри были на руках у администрации.

С политической точки зрения “Новый курс” увенчался полным успехом. Неважно, что деятельность администрации не приносила никаких видимых плодов. Зато люди воочию убеждались, что их президент болеет за них душой и изо всех сил старается им помочь (в чем их старательно убеждала главная союзница президента — “прогрессивная” пресса). Рузвельт не принес людям облегчения, зато внушил им надежду, что скоро все наладится. И чем хуже становилось положение в стране, тем выше, парадоксальным образом, поднималась популярность ФДР.

 Но он не просто импровизировал. Рузвельт поставил себе конкретную политическую цель и неуклонно шел к ней. Как пишет Эмити Шлейс, он расколол страну на две части: на одном полюсе находились его фавориты, которых он поддерживал всеми ресурсами государства, на другом — враги. Шаг за шагом ФДР формировал соединения своей армии – профсоюзы, интеллигенция, этнические меньшинства, иммигранты. Стравливая их с врагами, в первую очередь с бизнесом, он рассчитывал создать перманентную правящую коалицию. Правила этой игры ФДР провозгласил еще в апреле 1932 года в знаменитой речи о “Забытом человеке” – бедняке, старике, немощном и недужном обитателе дна, рабочем, застрявшем на нижней ступеньке экономической пирамиды. Возводя на пьедестал класс бедноты, которая заслуживает государственной помощи, ФДР задвигал на задний план и превращал в “забытого человека” трудягу-налогоплательщика, который работает не покладая рук и безропотно платит за все социальные программы, придумываемые изобретательными “новокурсистами” в правительстве. Рузвельт возвел классовую борьбу в принцип государственного управления. В речи перед студентами и преподавателями Оглторпского университета 22 мая 1932 года новый президент потребовал “более широкого, более справедливого распределения национального дохода” и заявил, что “вознаграждение за работу должно быть выше, чем раньше, а вознаграждение за предоставление капитала – ниже”.

Социалистические поползновения ФДР вызвали негодование не только республиканцев, но и многих демократов консервативного толка. В числе последних выделялся знаменитый Ал Смит – первый католик, выбранный губернатором штата Нью-Йорк и номинированный Демократической партией на президентских выборах 1928 года. На торжественном обеде по случаю Дня Джефферсона в Вашингтоне в 1932 году Ал Смит гневно заклеймил человека, которого он еще недавно считал своим другом: “Краснобайство не создает рабочих мест… В такой обстановке, как сейчас, когда миллионы людей по всей стране голодают, неизбежно возникает искушение раздувать классовые предрассудки, натравливая богатых на бедных, а бедных на богатых... Я вызову на бой любого кандидата, который бесстыдно разводит демагогию и, натравливая один класс на другой, натравливая бедных на богатых, ведет трудящиеся массы нашей страны к самоубийству!”

Современник Рузвельта Норман Томас, который на протяжении десятков лет во всех избирательных циклах баллотировался в президенты США от Социалистической партии, как-то заметил: “Американский народ никогда сознательно не примет социализм. Но под маркой “либерализма” ему можно будет постепенно скормить все до одного элементы социалистической программы. И в один прекрасный день Америка станет социалистической страной, понятия не имея, как это произошло”.

Именно ФДР положил начало этому процессу, результаты которого очевидны любому объективному наблюдателю. Мотивы классовой войны, знамя которой первым поднял 32-й президент США, по сей день звучат в выступлениях лидеров Демократической партии, неуклонно следующих проложенным им курсом. Профессор права Гарвардского университета Касс Сунстин, занимавший важный пост в первой администрации Обамы, в 2004 году разразился восторженной тирадой, восхваляя заслуги ФДР перед «прогрессивным» движением: «Рузвельт в корне преобразовал систему государственного управления. Федеральное правительство взяло на себя полномочия, прежде принадлежавшие штатам. Институт президентской власти неизмеримо вырос как по своему могуществу, так и по важности, превратившись в средоточие американской демократии. Он создал новый государственный бюрократический аппарат… Суть произведенных им преобразований наиболее выпукло отразилась в принципиально новом понимании понятия прав (!?)…».

Неудивительно, что демократы свято чтут память Рузвельта. Удивительно другое: почему республиканцы никак не могут набраться смелости и публично отрешиться от социалистического наследия “Нового курса”? Не потому ли, что, ратуя на словах за принципы экономической свободы, на деле они чувствуют себя вполне уютно “в доме, который построил” Франклин Делано Рузвельт? Ведь власть – самый сильный и самый сладкий из всех ядов.

Получив весть о смерти Рузвельта, знаменитый философ анархо-либертарианского толка Альберт Джей Нок написал двум друзьям записку с приглашением отпраздновать это знаменательное событие, которое он охарактеризовал как “самый великий триумф дела свободы в Америке после принятия Билля о правах”.

A>Виктор Вольский (1938-2015)